Идейный бомж на обочине истории. Мы встретились с Владимиром, когда он ненадолго прилетел в Москву по делам — чтобы прикупить диски для изучения французского и новый ноутбук.— Неужели в Париже нет ноутбуков?— Есть, но мне нужен с русской клавиатурой и полностью русифицированный.— А как ты вообще очутился во Франции?— Родина мне опротивела. Решил променять свою скандальную славу на покой. Путь к славе не был простым.
Родился Володя в Мариуполе в хорошей семье, успешно окончил школу и решил понюхать самостоятельной жизни. За ней он и приехал в Ригу, где окончательно осел. Однако просто жить как все Московцев не мог. Завелись у него запрещенные книжки, самиздат, разговорчики антисоветские пошли. Тут и до обыска недалеко. И он себя ждать не заставил. Хотели было припаять Московцеву срок, но времена настали совсем вегетарианские: Горбачев в ту пору как раз должен был встречаться с Рейганом, чтобы маленько разрядить международную напряженность, а имя Московцева, как назло, вошло в некие западные списки злобно преследуемых «Софьей Власьевной» (как именовали тогда вольнодумцы советскую власть) диссидентов. Короче говоря, помурыжили парня на допросах в рижском КГБ да и отпустили. Московцев теперь с иронией говорит, что при тоталитаризме его не сажали — только при демократии. Первая посадка состоялась в связи со знаменитым делом Кононова. Латвия к тому времени давно уже была самостоятельным государством, но не ослабляла своей упорной борьбы за независимость. На сей раз — от советского прошлого, которое ходило по Риге шаркающей стариковской походкой, звенело орденами и всячески мозолило глаза. Начались кампании по преследованию ветеранов Второй мировой войны за некие «военные преступления». Самым громким стало дело Василия Кононова. Кононов — личность в Латвии легендарная. Говорят, во время войны он въехал в Ригу на белом коне. О нем когда- то слагали песни, ему на день рождения дарил цветы и часы Путин. Название этому взрыву - Великая Французская революция. Обо всём этом и не только в книге История Великой французской революции 1789 г (Алексей Толпыго). Автор книги по истории Великой Французской революции. Издательство « Оптима» опубликовало новую книгу Алексея Толпыго «Заметки на полях». Французская революция XVIII века вплоть до сего дня остается темой. Ужасная история о человеке с медными пальцами Дороти Сейерс. Китайская царица Силинчи Лев Толстой. Старая злая сказка Галина. RU Mini 121025, Приключения Джека Воробья: Книга 1 Шторм надвигается Кидд Роб, Французская техника плетения Лукьяненко Юлия Юрьевна. Автор книги по истории Великой Французской революции. Издательство «Оптима» опубликовало новую книгу Алексея Толпыго «Заметки на полях». И решили латвийские власти его посадить — поставить, так сказать, символическую точку на оккупационном прошлом. А правозащитник Московцев начал старика защищать. Организаторские способности у него оказались хорошие — дело получило широкую огласку и вышло на международный уровень.— Мы тогда свою задачу полностью выполнили — защищать латвийских ветеранов стало модно. Подключились Лужков, Путин, российский МИД. От тюрьмы- то его Россия кое- как отмазала, но в результате все равно пришлось старику продавать свою квартиру в Риге, чтобы расплатиться с адвокатом. Об этом, конечно, Путину не доложили. А для того чтобы привлечь общественное внимание к делу Кононова и вывести его на международный уровень, мы придумали разбросать листовки с башни собора Святого Петра в Риге. Но если бы это сделали местные, дело бы замяли. Поэтому разбрасывать листовки должны были российские граждане. Согласились трое самых отмороженных: нацболы Журкин, Гафаров и Соловей. Они приехали в Латвию, купили билеты на смотровую площадку башни Святого Петра, влезли туда и раскидали сверху листовки. Их тут же повязали и стали шить терроризм.— А почему терроризм?— Потому что эти придурки взяли с собой макет лимонки. Я им сразу сказал: на хера?! Я ведь все объяснял, давал инструкции! И это была самая яркая и самая справедливая акция за всю историю НБП, только она и оправдывает существование этой бестолковой партии. Абсолютно отмороженные люди! Неуправляемые совершенно. Соловей — он вообще алкоголик. Говорил, что тюрьме у них будет чувство потерянности, словно о них все забыли. Рассказывал, как нужно с этим бороться и как правильно себя вести на допросах. Говорил: тяните время, даже фамилий своих не называйте! Пока следаки узнают ваши фамилии, вы в тюряге освоитесь, психологически адаптируетесь. А если вы сразу назоветесь, вам тут же захочется сказать что- нибудь еще. Такова психология допроса! Этот дурак Соловей, когда его брали на башне, начал орать омоновцам и на камеру свою пропаганду: кто они такие, зачем сюда приехали, почему взяли с собой эту лимонку. Этот закон прост: больше скажешь — меньше дадут, ничего не скажешь — ничего не дадут! Лично я за полгода, что находился под следствием, не подписал ни одной бумажки. Даже когда сдавал и получал свои вещи, не ставил подписи на расписках — говорил, что вера не позволяет. И засветило мне за «терроризм» 1. Риге. И тогда я объявил голодовку. Она длилась 4. 9 дней, про нее писали газеты. Сразу после ее объявления Московцева перевели в специальную камеру для голодающих. Камера находилась в подвале, в ней не было окон, вентиляции и отопления, на стенах ее серебрился иней. Единственным обогревательным прибором там был сам голодающий Московцев. Прогулки голодающему не положены. Воду он пил из- под крана. Поначалу Московцев сидел один. Но вскоре тюрьма, прознав про такое дело, зашевелилась, и появилось еще несколько желающих поголодать. Их перевели к нему в камеру. Однако долго эти «новые голодающие» не выдержали, и вскоре Владимир вновь оказался один.— Ты как- то готовился к голодовке? В смысле — теоретически?— Слушай, голодовка не диета! Это духовный акт, для которого нужна только внутренняя решимость. К тому же есть такой момент. Политических там считают или дураками, с чьей помощью кто- то жар загребает, или хитрыми жуликами. И голодовка была единственной возможностью показать, что я ни то ни другое, и подтвердить свой статус настоящего политического.— Тяжело было?— После сорока дней наступает эйфория. И можно продолжать и также легко умереть. Не заметишь, как пересечешь рубеж необратимых изменений в организме и умрешь в полете. Но своего я добился: следствие было проведено в рекордные сроки. К тому же моему адвокату удалось переквалифицировать обвинение с «терроризма» на «пособничество в нелегальном переходе границы». А подельники мои получили по 1. К счастью, через полгода после очередной апелляции им переквалифицировали «терроризм» на «хулиганство» и кинули по пятерке, потом передали России, и они уже дома досиживали. Выйдя из тюрьмы, Московцев узнал, что в России арестован Лимонов. Он немедленно продал квартиру в Риге, приехал в Москву и здесь все деньги, полученные от продажи квартиры, потратил на борьбу за освобождение Лимонова.— А зачем ты взялся защищать Лимонова?— А кто еще? Пойми, я не патологический революционер, который хватается за все. В жизни я делаю только то, что, кроме меня, никто не сделает. Эти деньги, кроме меня, может кто- нибудь заработать? Пускай будет счастлива. Защищать Лимонова было некому. Все тупо сидели по норам и ждали арестов. Я резко навел порядок, всех построил, прекратил пьянки. По сути, сохранил партию от развала. Я один был носителем веры в победу. И этот период, когда Лимонов сидел, а я гонял народ, был расцветом его партии, лучшим временем движения. В. Московцев — парижский клошар. Но это не мешает ему выглядеть элегантнее толпы— А когда Лимонов вышел на волю?— Он развалил партию. Да и что еще можно было ожидать от старого п? Лимонов ведь не человек четкой организации, а человек прихоти. Это работа, это протокол. Когда Лимонов сидел, все решения принимались коллегиально, взвешенно. А Лимонов — единоличный лидер, герой со своими вывертами. Он вышел, и ребята сразу перестали верить в себя и стали смотреть ему в рот. К Лимонову тут же начали примазываться непонятные, невесть откуда взявшиеся личности, рассказывающие старику о том, как много они сделали для его освобождения. Они и стали новыми лидерами партии. И все сразу утонуло в вождизме. Пойми, я старался не ради Лимонова, а ради партии. Это ведь унижение для партии, если ее лидер сидит в тюрьме. Но в итоге еще большим унижением для НБП стал выход ее лидера на свободу. И теперь партии больше нет. Я знал, что так случится! И все равно боролся за освобождение Лимонова. Я не мог его не поддержать, потому что он поддерживал нас в Риге. Долг чести вынудил меня бороться за его освобождение, хотя я знал, что его выход погубит то дело, которому я служу. Но нам нужно было подкрепление из- за границы. Мы хотели наладить контакт с какими- то силами в Москве, но и Жириновский, и Зюганов от нас отвернулись: мол, кто вы такие? Пацаны какие- то, а мы — солидная организация, на хрен вы нам нужны. Так мы и оказались вместе с нацболами. Но жить там мне было уже совершенно невозможно. Я числился в главных врагах латвийского государства. Если я выезжал на поезде за границу, меня шмонали до трусов, ксерокопировали мои записные книжки! Иногда меня просто высаживали — поезд уходил, а я сидел и ждал неизвестно чего. Но возраст у меня был уже не тот. Я ужасно устал от всего этого. Поэтому и решил уехать в Париж. Скажут: вот, мол, и мы боремся. Убьют, так сказать, двух зайцев. Мне говорили: веди себя тихо — они постепенно привыкнут и отстанут. А мне рисовалась другая картина. Я смерти не боюсь, просто не хочется умирать так глупо.— Вот ты говоришь, что ты не патологический революционер. А как ты вообще стал революционером?— С детства начитался всяких книжек. За бабло я умирать не готов, а за идеалы готов. А идеалы мои просты — честь, справедливость, родина, истина.— Может, ты и в бога веришь?— В бога можно не верить, достаточно его любить. Но этот небольшой процент ненормальных нужен обществу. В провинции такие люди превращаются в деревенских дурачков, потому что там нет почвы для революций. Такие люди нужны только в столицах, и то далеко не всегда. И если им не находится дела, они спиваются. Но иногда государственная система самых обычных людей превращает в борцов. Если власть вдруг совершенно безосновательно начинает наезжать на человека — на ровном месте, ни с того ни с сего, просто за то, что он книжки читает, — вот тогда он возмущается и начинает с этой властью бороться. Так появились советские диссиденты. Им просто читать не давали, прессовали, сажали ни за что — по сути, за то, что они читать умели. Тупые наезды всегда возмущают людей. Раздумья о вечном на набережной Сены. Может быть, я в своей провинциальной Риге так бы и остался местным дурачком. Я ведь при Советах работал машинистом автокрана, но меня все время хотели уволить за то, что я был белой вороной — открыто говорил, что думал, открыто читал самиздат. В конце концов меня прямо в день свадьбы уволили с работы.
0 Comments
Leave a Reply. |
Details
AuthorWrite something about yourself. No need to be fancy, just an overview. Archives
December 2016
Categories |